Шрифт:
Закладка:
— Непременно, — Шереметьев утер выступившие от смеха слезы. — Умеешь ты, Морозов, нравится людям. Тут уж ничего не попишешь.
— Все дело в плаще, — пояснил я. — Я в нем смотрюсь стройнее.
— Что ж, раз на то пошло, то приглашаю вас в свою парную.
— Так ты же сказал, что только в общей есть места.
— Я передумал, — просто бросил Олег. — На правах хозяина могу вести себя немного…
— Как звезда, — вставил я. — И это понятно. От ведра икры никто бы не отказался.
Мы сошли со ступеней и пошли вдоль стены. Вход в вип-комнату был с торца здания. А перед ним расположился бассейн, выложенный камнем и огороженный бортиками из гладких строганных бревен. Чуть в стороне стоял мангал и рядом с ним обмахивался железным листом дюжий мужик в поварском колпаке.
— Сильно, — оценил я. — Это не наш банщик?
— Нет, что ты, — ответил Олег и сморщил нос. — Нас будет потчевать вениками Лука.
Из парной выглянул тощий мужик в укороченных шароварах, с войлочной шапочкой на лохматой голове.
— Барин, все готово. Только вас дожидаюсь, — воскликнул он и приставил к глазам ладонь, чтобы прикрыться от солнца. — Вы никак не один решили попариться, барин?
— Верно, Лука, — усмехнулся Олег. — Нас трое.
— Что ж, барин. Я замочу еще веников.
— Добавь что-нибудь пожестче для нашего темного друга, — любезно попросил Иван. — Он немного ослаб после битвы и нуждается в особом ритуале.
— Уверен, что пожалею об этом, — буркнул я, но был услышан.
— Напрасно ты так, — Шереметьев принялся стягивать с себя куртку. — Лука мастер по лечению многих хворей. Ни один лекарь не поставит на ноги, как сделает наш банщик. К нему сам наследник престола обращался, когда занемог.
Я решил не смотреть в зубы дареному коню и направился в комнатку, где смог снять одежду и завернуться в простыню.
Парная оказалась вполне привычного вида. Просторное помещение с небольшими оконцами с мутными стеклами, длинные лавки из светлого дерева вдоль стен в несколько рядов до самого потолка. В углу стояла печь, обложенная булыжником и две бочки с водой.
— Ступайте, барин, — поторопил меня банщик и указал на среднюю полку. — Посидите немного и попривыкнете к жару. Скоро я вас править стану.
— Да нечего толком править, — я пожал плечами, не зная, что ответить.
— Это вы так думаете. А я умею видеть то, чего другим не можно.
Тут я наконец заметил, что мужичок слеп на один глаз. Зрачок правого глаза был мутным, словно покрытый перламутровой краской. Поперек лица Луки проходил рубец, который когда-то мог стоить ему жизни. А сейчас потемнел от жара и выделялся на коже темной отметиной.
Я завороженно наблюдал, как мужчина выбирал из небольшой кадки, незамеченной мной ранее, длинные веточки. Он внимательно осматривал каждую из них и собирал словно букет в один веник.
— Эх, наконец кто-то накатит этому ведьмаку от души, — заявил Олег, входя в парную. — Хлещи его посильнее, Лука. Не жалей темного. Выбивай из него всю грязь и тьму. Чтобы стал чистеньким и светлым.
Мужчина недобро посмотрел на меня, а потом на своего хозяина. Тот не заметил этого и взобрался на полку.
— Темный значица, — словно невзначай уточнил банщик и выбросил из веника несколько выбранных ранее веточек. — И прямо тьма внутри?
— Вроде того, — нехотя ответил я.
— И много ее, тьмы этой, барин?
— Вымотался я, — признал неохотно. — И чуток растерял своей темноты.
— Ничего, барин. Это я поправлю, — мужчина улыбнулся, и я заметил ряд острых словно иглы зубов, которые тотчас сделались обычными человеческими. — Будете как новенький.
Я понял, что кроме меня никто не заметил изменений в банщике. Подумал, что сейчас не особо силен и вряд ли смогу получить поддержку от своих товарищей, который разлеглись по соседству. По комнате прокатилась волна силы, веки потяжелели и сами собой закрылись. Но я тряхнул головой, чтобы прийти в себя. Запахло дымом и горькой полынью. Мне показалось, что чья-то огромная ладонь придавила меня к полке, не давая подняться.
Я протянул руку, чтобы отмахнуться, но она повисла плетью.
— Совсем тьмушки родимой в тебе не осталось, — раздался близко скрипучий голос. — Лишь понюшка, почитай. Да и та почти рассеялась. Смешалась с серенькой да прозрачной. И я ее заберу…
Банные дела
Мне казалось, что я нахожусь глубоко под водой. Глухие звуки доносились откуда-то издалека. Я с трудом мог разобрать речь, да и не особо хотелось разбирать чьи-то слова. Было так легко и приятно лежать на спине, раскинув в стороны руки и ничего не делать. Не думать, не стремиться, не переживать. Просто уходить на дно этого водоёма.
Идиллию прервал поток ледяной воды, который обрушился на меня сверху. Я распахнул глаза и заорал так, что у самого уши заложило.
— Живой, — раздался жизнерадостный голос Ивана и приятель встряхнул меня за плечо.
— Да что с ним станется, — флегматично отозвался Шереметьев и сбросил с ладоней снежинки.
— Зачем же вы его льдом, барин? — скрипуче произнес Лука и накрыл меня теплым полотенцем.
— Что… что… — смог выдавить из себя я.
— Угорели вы, барин, — пояснил банщик. — Зачем-то забрались на верхнюю полку и там закимарили. А приятели ваши и не заметили, что вы с ними не вышли охлонуться в бассейне.
— Это ты… — я, наконец, смог сесть и принялся растираться полотенцем.
— Все так, барин. Я вас и выволок из парилки. А уж тут и княжичи подсобили…
Я сумел рассмотреть склонившегося надо мной мужчину и даже не сразу понял, что это совсем другой человек. У этого банщика не было шрама и затянутого бельмом глаза. Он смотрел на меня озабоченно и даже с толикой страха.
— А где второй?
— Кто? — не понял Олег.
— Тот мужик, который нас парить собирался.
— Так я это, — настороженно пояснил банщик и ткнул себя в грудь кулаком. — Только я вас не успел веничками-то отходить. Вы пока привыкали к пару…
— Ясно, — оборвал его я, хотя ничего толком не понимал.
— Ты не особо-то лютуй, Миша, — пораженно выдохнул Иван и я удивленно взглянул на него.
Парень смотрел мне за спину, и я обернулся, чтобы замереть от неожиданности. Позади меня распахнулись крылья. Огромные, сотканные из первозданной тьмы. Они закрывали меня от солнца непроницаемой пеленой.
— Ты же не нарочно их призвал? — прошептал Шереметьев и сглотнул. — Ты же понимаешь, что я тебя льдом окатил ради того, чтобы в себя привести?
— Брось, не думаешь же, что я из-за этого решил на тебя напасть? — смутился я.
— А разве стоит ждать от темного… — парень запнулся, поняв, что шутка вовсе не будет смешной.
— Случайно вышло, — пояснил я и развеял тьму. — Извиняйте, друзья.
Та послушно истаяла, а до меня наконец дошло, что я вновь наполнен силой. Я икнул и зачем-то ощупал себя, убеждаясь, что совершенно цел.
— Ты в порядке? Может лекаря позвать? — обеспокоенно предложил Пожарский.
— Или жреца, — буркнул Олег и сразу же закашлялся. — Извини, когда я нервничаю, то начинаю шутить.
— Удивительно, что ты дожил до своих лет, — пробормотал я.
— Что? — не понял Шереметьев.
— Поменьше переживай, говорю. А то шутить у тебя выходит не особо. Вдруг кто-то тебя за это поколотит.
— Ну, конечно, — парень усмехнулся, но продолжать хохмить не стал.
Мои приятели решили вернуться к бассейну, где их ждал чай. Судя по аромату, Иван добавил к нему сбор из подаренного мной кисета.
— Пойдем с нами, — позвал Олег, подавая мне руку и помогая подняться на ноги.
Я обернул вокруг бедер полотенце и оглянулся. Сход по берегу к реке был выложен из досок и сам пляж был огорожен с двух сторон высоким камышом. Мне отчетливо представилось, что я босиком иду по траве и спускаюсь к воде. И картинка перед глазами встала такой отчетливой, что к реке меня потянуло со страшной силой.
- Пожалуй, я пройдусь немного и покормлю комаров.
— Здесь нет комаров, — не понял моего юмора Шереметьев, но возражать против моей прогулки не стал.
Иван же тревожно осведомился:
— Тебе точно не нужен лекарь?
— Не нужен, — успокоил его я. — И на всякий случай сразу предупреждаю, что топиться не собираюсь.
На берегу было тихо. От реки тянуло приятной прохладой. Я прошелся по кромке воды, смочив ноги, а затем вернулся на песок. Над головой катились белоснежные пенные облака, чего в Снежинском небе встречалось нечасто. Или я просто редко смотрел в небо.
— Красиво здесь, — послышался скрипучий голос.
Я резко дернулся, оглядываясь, но никого не увидел.
— Не пыли только, парень. Поглядел я, как ты своих друзей крыльями стращал.
— Явись